Философ

   Умирая, один старый философ, желая увековечить своё имя в истории, захотел написать мемуары. Пришла ему мысль сразу после приступа его болезни, которая была так сильно запущена, что лечить было бессмысленно. Старик понимал, что может умереть в любой момент, но... страх смерти не пугал его. "Я так долго живу на свете, что аж некрасиво,"- усмехаясь, говорил философ (уж, как ни странно, он ко всему относился с лёгкой иронией, при этом понимая всю серьёзность происходящего).
   Кое-как (уже сказывалась болезнь), он пришёл в свой кабинет, где уже, по правде говоря, давно не был, стряхнул рукавом пыль на письменном столе, почитал пару листков, которые когда-то сам исписал, скомкал их и выбросил в корзину под столом, уже совсем полной (даже успела появиться горка из скомканных листков несмотря на то, что содержимое несколько раз придавливалось ногой, чтобы лишний раз не бегать выбрасывать мусор). Старик сел в своё любимое кресло, и оно, будто соскучившись, тепло затрещало под философом. Он достал чистый, но уже немного мятый лист, сразу написал на нём несколько предложений, а затем откинулся на спинку и полулёжа стал внимательнейшим образом разглядывать собственные "запятые и закорючки":
   - Хм, неплохое предисловие. Хотя маловато. Но для вступления вполне ничего получилось. Да, мне нравится, точно нравится это. Но надо что-то делать дальше, надо писать... А про что писать? Биографию? Не пойдёт. Кому интересно, когда я болел краснухой и в какие часы пью чай? Про достижения? А это уже ни в какие рамки! Скажут ещё, что форменный, мол, эгоист - этот старый философ, а мне такая неправда в собственный адрес не нужна!.. Эх... Столько книг за свою жизнь написал, а тут... на лист не хватает... Видимо, я пережил своё вдохновение... Надо бы сделать кофе, а то в голове ни одной мысли не осталось...
   Он ушёл за кофе, чтобы собрать мысли в порядок, но даже после трёх чашек крепкого кофе ничего не пришло старику в голову. "Видимо, сегодня я ничего больше не напишу... Может, что-то завтра придёт в голову, хотя beneficia non obtruduntur..." - сказал он напоследок и отправился спать. Но на лестнице, ведущей на второй этаж, где и находилась спальня философа, со стариком случился очередной приступ. Задыхаясь и трясясь, он пытался кого-нибудь позвать, но как назло никого не было - его верная экономка, которая была по совместительству и секретарём, и женой, и всем, ушла в магазин, рассчитывая на некоторое улучшение, появившееся вчера. В порыве он потерял равновесие и упал, скатившись по лестнице. Испытанный шок старое и ветхое сердце мыслителя не вынесло - он умер. Как говорится, omnia mors aequat...
   Не успел он завершить последний замысел, не успел он даже его начать, как следует... Остались только эти слова, будто сорванные с его языка в самый последний момент: "Есть люди хорошие, есть плохие, есть никакие. Есть люди с разной самооценкой. Но я себя не буду относить ни к одной из этих групп. Я скажу только, что за свою жизнь я написал множество праведных мыслей, но ни одной из них не соответствую, честно говоря... Я не считаю себя мудрецом, высказывая собственное мнение. В принципе, я обычный человек, нет во мне чего-то очень особенного. Я живу, как и все, и умру так же..."
   Думаю, что он подозревал и не стал ничего писать дальше. Не зря старик был смолоду согласен с тем, что saepe mora est melior... Он не сказал бы больше, прожив хоть тысячу лет - не надо лить воду, когда хочешь поставить точку - философ так и сделал.


  
   P.S. Перевод латинских выражений, использованных в этом тексте:
        -  beneficia non obtruduntur - Благодеяний не навязывают.
        -  omnia mors aequat - Для смерти все равны.
        -  saepe mora est melior - Часто промедление полезно.

"Сегодня я видел Красоту..."

   Пришлось моему приятелю как-то раз ехать в автобусе. Нет, не поймите меня неправильно, просто не так часто в жизни он куда-то выбирается, но даже эти мгновения не особо ценит. Кроме одного.
   Как я уже говорил: дело было в автобусе. Погода стояла прохладная, благодатная, правда, без солнца (он никак не мог подумать, что сможет соскучиться по солнцу после недельной жары). Пару раз намечался дождь. В прохладный и глухой салон начал заходить шумной и тесной толпой народ: шутили, смеялись, разговаривали - все погрузились в свой круговорот обычных дел, копошась в необходимых маленьких делах. Обычное утро, которое началось в обычном автобусе - начало обычной жизни, нового, но уже обычного дня.
   Закрывшись от общества других пассажиров, мой приятель включил музыку в наушниках и погрузился в лёгкую дремоту, какой она бывает по утрам. Он только чувствовал, как автобус трясся при каждой пройденной кочке, и слышал, как где-то тявкала, повизгивая, маленькая собачонка и громко смеялись ребята. Может, он и дремал, но замечал всё, что происходит - всю эту маленькую шепчущую шумиху в салоне, наполненном простыми людьми, как мы.
   Обычные разговоры, маленькие дела - всё происходящее наполняло каким-то необыкновенным духом ещё холодный салон автобуса. Приятно смотреть за этим, наблюдать особенный ход жизни - маленькое представление, в котором мы играем свои роли.
   Но всё это - лишь шелуха, декорация, второстепенное явление. Своего рода, предвестие чего-то великого... Даже, если в рамках этого автобуса. Будущее подскажет, что случится впереди...
   Он открывает глаза... Случайно... Посмотреть, где едет. Он открывает глаза и видит, что напротив него сидит девушка. Вроде бы не было в ней ничего такого особенного, вроде бы и не обратил бы мой приятель на неё внимание, но он невольно смотрел на неё пристально и восхищённо. Он почувствовал, что время остановилось, всё замерло. Куда-то пропали и шум, и постоянная трескотня, и ребяческий смех, и кряхтение двигателя. Друг начал слышать звон в ушах, разделяемый на куски учащающимся биением его собственного сердца.
   В этот миг его жизнь началась заново, ведь все прожитые годы приятель считал пущенными на ветер, разбросанными в никуда, такой же "шелухой". Может быть, сейчас и он смог прикоснуться к этой Великой Мудрости?
   Девушка бросила на моего приятеля немного удивлённый и вопросительный взгляд, отчего он тоже опешил, засмущался, уставил глаза в пол, как провинившийся школьник. Затем тут же достал сложенный листок белой бумаги, который он хранил "на всякий случай", и что-то наспех на нём нацарапал простым карандашом...
   И тут гудок... Уже на остановке. "Уже", - подумал он. Выйдя из салона, мой приятель незаметно положил эту записку девушке в сумочку и поспешил удалиться, но по какой причине? Кто знает...
   Позднее, уже придя домой, он думал, раскаивался в том, что совершил глупость, что всё это - бред, неестественная чушь, он считал, что этого быть не могло...
   Позднее, уже придя домой, она увидела эту записку. С трепетом и ожиданием чего-то открыв её, увидела следующие слова: "Сегодня я видел Красоту, она сидела всю дорогу напротив меня, потому я мог беспрепятственно любоваться, восхищаться ею... И эта Красота - Вы!"
   Следующим утром мой приятель снова решил ехать автобусом. Снова трескотня, снова шум, снова кряхтение двигателя... и Она... напротив. Она улыбнулась ему. Она снова была с ним... Эту дорогу... Кто знает, что это предвещает...

Высшая ценность

  "Вечер. В тёмной серой комнатушке недостроенного дома сидят двое, о чём-то разговаривают. Капли воды, громко падая на пол отсчитывают мгновения, растраченные впустую. На улице дождь, кое-где шумит гром. Слышен звонкий дикий лай собак, глухо гудят стены. Внутри двоих согревает только небольшой огонёк костра из палок, газет и досок.
 - Опять дождь, - сказал первый.
 - Да, опять, - повторил второй, важно поглядев в сторону дождя. - Дай Бог, ветер сюда не попадёт. Хоть раз, да не попадёт.
  Они замолчали на секунду, будто прислушиваясь к шуму дождя.
 - Проклятый дождь, - снова начал второй. - И всё никак не угомонится...
 - А что ему до нас? Он льёт себе, не замечая никого и ничего, будто так и надо.
 - Видать, надо...
  Они снова замолчали. Через мгновение дождь прекратился, и всё вокруг наполнилось бездонной пустотой, шумящим молчанием и сырой прохладой.
 - Слава Богу... Закончился. - буркнул первый и снова начал думать, продолжая смотреть на сломанную стену.
  Второй вдруг поднялся, накинул рваный плащ, на котором сидел, и подошёл к оконному проёму - стекла там, разумеется, не было, потому свежий прохладный ветер мог с лёгкостью пробраться внутрь, как говорил всегда он "на согревку". Немного подумав, он возвращается к своему приятелю, который уже к этому времени начинал подрёмывать.
 - Слушай, а чего бы ты хотел сейчас больше всего? - вдруг спросил второй.
 - Не знаю, да к тому же оно не сбудется... А вообще... Знаешь, я мечтаю попасть обратно в детство. Там всё было хорошо, светло...
  Он вытер слезу и продолжил:
 - Я помню свой класс, первую любовь, своё вечное балагурство... Когда успела пройти эта грань, за которой заканчивается счастье? Когда из счастливого человека я стал загнанным отродьем?
 - Отродьем? Да о чём ты? Посмотри, ты всё ещё живой, а значит, что ты ещё нужен людям. Я тоже жив, значит и я пригожусь кому-то в будущем. Значит наш долг ждёт нас, а может, мы сами не замечаем того, что наше предназначение где-то рядом.
 - Пустые слова... Какое предназначение? Мы - приёмные дети этой жизни, разве ты этого не замечаешь? Разве ты можешь в нашем-то положении подумать, что мы на этом свете кому-нибудь нужны?
 - Значит нужны. Я чувствую... верю... уверен... знаю, что это действительно так... Знаю, что жизнь нужно любить, тогда она к тебе повернётся, и всё твоё существование станет куда лучше.
 - Нет... Нет, не нужны. Вон, смотри, дерево стояло. Когда оно стояло молодое, свежее, его все любили, оно было нужно, когда же оно по вине человека засохло, то стало никому не нужное. Так и мы. Мы будем нужными только тогда, когда мы сможем дать что-то полезное этому миру. Но мы не можем - сам мир нас изгнал. Теперь нам остаётся доживать свои никчёмные и бессмысленные дни... Смирись с этим... Я уже смирился...
 - Смириться? Никогда! Знай, никогда! Я не отступлюсь, потому что я до смерти люблю свою жизнь, какой бы она не была... До смерти!.."
  Тот день в который раз вспоминается ему, безымянному бродяге. Теперь он один, похоронив своего жизнелюбивого друга, умершего от воспаления лёгких, только сейчас смог понять заповедь, которую в него старался тогда заложить приятель. "А ведь он прав был... Он был нужен, чтобы я смог понять эту мудрость... Вот его предназначение... Оно скрытно, никто не знает, что оно - само откроется со временем... Теперь я понесу эту мудрость в люди! "Любите жизнь - она прекрасна!" - буду я говорить прохожим. В этом и заключается моё предназначение. Ведь жизнь действительно прекрасна, а все проблемы - ненужная пыль, которую потом сдует ветер времени..."
  С этими словами бродяга впервые вышел из "Бульвара нищих", как эти трущобы называл он сам, в большой город, чтобы поделиться с "детьми асфальта" последней первой ценностью, оставшейся в его загрубелой, но всё ещё живой душе.